Читать книгу "Мои путешествия. Следующие 10 лет - Ирина Конюхова"

Все яхты, участвующие в гонке, оборудованы хотя бы одной закруткой, которая позволяет шкиперу уменьшать парус, не покидая безопасного кокпита. Федору же придется на протяжении всего кругосветного маршрута в 25 000 морских миль при каждом шквале бежать на нос яхты убирать паруса. Российский шкипер считает это ошибкой. Да, судьи добились того, что яхта стала более остойчивая, но увеличился риск для шкипера».

Из телефонного разговора в понедельник, 13 ноября. 01:00 ночи по Москве. «Сейчас в Атлантике идут частые дожди и шквалы, перестегнул-поменял паруса, вымок до нитки, чувствую, что простудился. Как буду работать с парусами в Южном океане? Там на холоде парус превращается в огромный лист фанеры, руки в кровь сотрешь, пока его успокоишь, а если он еще и вывалится за борт, то его уже никогда не вытащишь. Но это еще не страшно, опасно то, что это очень длинная гонка и за пять месяцев работы на баке, особенно в Южном океане, где волны 15 метров и ветер стоит 50–60 узлов, я могу допустить ошибку. За борт смоет все. Или автопилот не справится, яхту положит парусами на воду, надо немедленно травить шкоты, а я на носу. Пока доберусь до руля, яхту перевернет. Хотел постараться пройти гонку менее чем за 128 дней (рекорд предыдущего шкипера яхты СГУ венгра Нандора Фа в Vendée Globe 1992–1993 годов), но чувствую, что буду идти все шесть месяцев. В целом яхта подготовлена хорошо, после гонки на собачьих упряжках на Аляске чувствую себя в хорошей физической форме. Морально тоже готов – в четвертый раз иду вокруг света».

Нужно жить ради счастья

15 ноября 2000 года. Северная Атлантика

37°56’ с. ш., 13°07’ з. д.

10:30. Только утро, а я уже наработался. До Канарских островов осталось 600 миль. Выхожу на траверз пролива Гибралтар. Сейчас мне помогает Португальское течение[88].

Я сижу в штурманской рубке в глубокой задумчивости. Из-за туч медленно вышла полная луна. Небо сделалось бледно-желтым. Тишина. Слышу только стук своего сердца: в этой тишине оно стучит очень громко. Я понял, что человек должен жить не ради денег, а ради счастья, которое никто не может ни дать, ни купить, ни продать, которого не оплатишь ничем.

В океане нужно сохранять спокойствие

16 ноября 2000 года. Северная Атлантика

35°43’ с. ш., 13°55’ з. д.

Вышел на траверз пролива Гибралтар. Увеличил парусность, поставил полный грот, и стоят два стакселя. Ветер позволяет нести больше парусов, а у меня их нет. Нет из-за того, что гоночный комитет запретил мне брать геную и салинг, а это основные паруса.

09:30. Тесное общение с природой становится для меня потребностью. Если бы меня спросили, когда я начал путешествовать, то я вполне серьезно ответил бы, что это произошло еще там, на берегу Азовского моря, в приазовских степях. Я убегал из дома в лесопосадки, где впервые пытался постичь тайны природы. Книги про путешествия читал запоем, как романы.

Перед восходом солнца здесь, в океане, часто вставало марево. Световые лучи преломлялись в восходящих потоках воздуха, и тогда видимым становился далекий горизонт. А океан и колышущиеся волны, казалось, плясали перед глазами. Да, в наше время люди не отправляются в одиночку на поиски истины, а я отправился. При выходе в океан надо отдавать себе отчет, где страх и крепко ли мужество. Нужно перебороть робость и почуять шторм в океане, а в центре шторма иметь мужество сохранять спокойствие.

Наслаждаюсь безмолвием и покоем

19 ноября 2000 года. Северная Атлантика

28°38’ с. ш., 15°19’ з. д.

04:00. Иду вдоль острова Гран-Канария[89].

07:00. Уже рассвело, но солнце еще пряталось где-то далеко за горизонтом и вода казалось чисто-голубой, без теней. Океан лежал вокруг неуютный и молчаливый, точно в каком-то тяжком раздумье.

Я наслаждался безмолвием и покоем. Это одни из лучших утренних минут на яхте. Чем выше поднимается солнце, тем свежее становится ветер, а океан словно занялся красным пламенем. Что может быть лучше теплой каюты и кружки кофе?!

Закончил работу с парусами, поменял галс. Я спустился в каюту и поставил чайник на плиту. На часах семь, на календаре 19 ноября 2000 года. Воскресенье. Можно отдохнуть. Я вытащил из книжного ящика книгу Макса Фриша «Назову себя Гантенбайн»[90]. Завернутая страница напомнила, что следует дочитать до конца.

Открыл люк над головой. В каюту хлынул свежий соленый воздух. Солнечный свет упал на небольшое зеркальце, устроенное справа от камбуза. «Доброе утро», – сказал я своему отражению в зеркале и испугался собственного голоса. Здесь, в океане, нет голосов, есть только звуки. В тишине слышен стук сердца, ход мыслей. Тишина заставляет чаще думать о прошлом, настоящем, будущем. Я терпеть не могу городского шума.

Вдруг стало страшно от мысли, что я один

21 ноября 2000 года. Центральная Атлантика

20°06’ с. ш., 21°00’ з. д.

09:00. Моя яхта пересекла линию Северного тропика. Незаметно рассвело, и тотчас, словно приветствуя солнце, появилась стая дельфинов. Восход солнца отражается на их темных блестящих спинах.

«Лунная дорожка»

Одиночество! Ты начало тревожить не на шутку! Я прекрасно понимаю разницу между одиночеством и изолированностью. В нормальных условиях я всегда могу покончить с изолированностью – достаточно просто выйти на улицу. Изолированность существует только до тех пор, пока ты этого хочешь. Но одиночество, полное одиночество, – оно невыносимо. Горе тому, кто одинок. Мне кажется, что одиночество наваливается на меня со всех сторон. Мое сердце вдруг стало центром притяжения для этого ничто, которое тогда казалось мне всем.